Сторожевую башню с тяжело колышущимся знаменем, веселую солнечную площадь, разноцветные булыжнички мостовой, башенки и витражи таких уютных и родных улиц...
Узенькие переулочки и умывающуюся на крыльце милого маленького домика кошку...
А потом всё исчезло. Внезапно. Резко.
Даллен, как будто не понимая, что он делает, перебирал одной рукой струны гитары, и они отзывались - тревожно и недоумевающе.
Мафей и Жак сидели, как пришибленные.
В комнате повисло молчание.
- Боги, как же вы похожи... - Орландо, не стесняясь, стер со щек слезы. - Вам с Кантором всё-таки без амулетов нельзя.
* * * * *
Наверное, он должен был мерзнуть...
Наверное...
Плащ, лихорадочно сдернутый с крючка в прихожей и наброшенный поверх рубашки, вряд ли мог спорить с ортанским климатом, но Кантор почему-то не ощущал холода. Он вообще почти ничего не ощущал.
Говорят, что любовь - это доверие. Что нельзя любить, не доверяя.
Врут. Можно. Потому что Ольга любит его. Он же чувствовал! Любит!
Любит, но не верит. Так и не поверила, что он вернулся ради нее, а не ради этого трижды неладного проклятья, в землю б Харгана за него вколотить! Не верит, что он пришел к ней по своей воле... Не верит в его любовь! Согласилась на брак - из сострадания? Торо венчал их, а она, отвечая "да", мысленно жертвовала собой, из жалости обрекая себя на ад жизни с любимым - но не любящим?
Как он тогда сказал ей?
"Либо мы просто поверим друг другу, либо нам уже никакие клятвы не помогут".
Тогда, на свадьбе, он думал, что она поверила...
Оказалось - нет...
От этого леденело в груди, и сердце замерзало, сжимаясь от тоски и недоумения. Еще хуже, чем в тот день, когда он понял, что Огонь угас. Промозглый ветер над Риссой ничего не мог добавить к этому убивающему холоду.
Где-то на грани сознания тихо и безутешно плакал внутренний голос.
Боги и демоны, да что ж он слезливый-то такой? Ну прямо товарищ Пассионарио номер два. Не иначе, собрал в себя все, что только было в Эль Драко эльфийского, вот теперь и отрывается, плакса позорная...
"Это я - позорная плакса? На себя посмотри! Что, получил, новоиспеченный законный муж? - горестно вопросил голос, видимо, вдохновленный тем, что на него обратили внимание, - Всё-таки, в двадцать пять лет ты был в чем-то умнее. Когда тебе ещё не надавали по всем местам".
"Отстань", - равнодушно велел Кантор. Разговаривать не хотелось. Ни с кем. Даже с собой. Наверное вот так раненого зверя тянет забиться подальше в нору, чтобы отлежаться, зализать раны, и чтоб никто не трогал и, упаси боги, не спрашивал, что стряслось и как его так угораздило.
Благослови небо Карлоса - маэстро ни о чем не спросил...
"Не надо было жениться... - пробурчал незримый плакальщик, и не подумав послушаться и отстать, - и особенно на девушке, которую любишь. Она-то, кажется, это понимала - не хотела замуж выходить. И говорила тебе об этом не раз, с самого начала. Тебе бы повнимательней прислушаться. Ах, тебе очень захотелось? А она что, и так бы с тобой не осталась? Ах да, проклятие... Ну вот мы и приехали! И в чем была неправа Ольга? Из-за проклятия и женился!"
"Я бы на ней и без всяких проклятий женился!"
"Ну и дурак, - вздохнул голос, - Ты мне объясни - на кой оно тебе было надо? Жениться! Может, еще и отцом семейства заделаться надумал?"
Вот сволочь, умеет же ударить в больное место! У Его Величества что ли научился?
"А с чего ты вообще взял, что она тебя еще любит? - мрачно продолжал голос, - Чем витать в облаках и баллады сочинять, лучше б разок снял амулет и прослушал, что чувствует собственная жена. Мало ли, что ты там от нее раньше ловил! Это когда было. Может, она от тебя устала давно. Может, ты ей со своими заскоками надоел хуже вяленой тарбы, а ты и не знаешь, герой-любовник!"
"Заткнись, шизофрения!" - огрызнулся Кантор в духе героя иномирского романа, когда-то переписанного Ольгой для короля, и облокотился на ограждение мостика, глядя то в небо, то на рябую от ветра серую воду. Потом резким рывком содрал амулет и швырнул вниз.
Царящий в душе хаос медленно переливался в мелодию - дикую, рваную, похожую на странную музыку с Ольгиных кристаллов. Не имеющую ничего общего с той, что приснилась ему на рассвете...
Я торопился закончить пьесу, чтобы поскорее сыграть - для нее...
Сырой ветер вновь дохнул в лицо, и Кантор, наконец-то осознав, что ему холодно, мысленно обматерил себя за то, что не надел куртку, придурок. Только простудиться не хватало! Зарби, конечно, и по сценарию - орк хрипатый, но не надо усугублять, это было бы свинством уже по отношению к Карлосу и товарищам по театру.
Следовало зайти куда-то, где можно согреться... и выпить... А еще была нужна гитара. Нужна отчаянно, до зуда в руках.
* * * * *
Тедди сидел за столиком в небольшом уютном мистралийском ресторанчике и лакомился экзотическим салатом из курицы с яблоками и апельсинами.
Платили в Департаменте Безопасности весьма неплохо, так что сегодня палач решил изменить привычным комплексным обедам, подаваемым в закусочных Лоскутного квартала. В конце концов, почему бы нет? Сотрудники Департамента - народ не нищий, и могут побаловать себя время от времени.
Здесь было уютно. И напоминало Мистралию...
Заказанное блюдо чем-то было похоже ещё и на хинскую кухню, которую Тедди доводилось пробовать в молодости - наставник, мир его праху, был большим докой не только в своем ремесле, но и в кулинарии, и обожал время от времени сам готовить национальные кушанья. В конце концов, даже палач может иметь невинное хобби.